Я видел беженцев из Краматорска. Пока еще можно было, то есть неделю назад, их соседка, живущая теперь в Москве, наняла для них автобус, привезла десятерых детей и четверых взрослых и поселила на своей подмосковной даче. Участок шесть соток, дом маленький, трехкомнатный и довольно недостроенный.

Они точно из Краматорска, я проверял. Их рассказы про то, где они живут, где стоят блокпосты и откуда стреляют гаубицы, совпадают с картой. Когда над подмосковной дачей пролетает пассажирский самолет, младшие дети убегают и прячутся — боятся обстрела.

Непосредственно по их домам не стреляли. Стреляли по блокпостам. Дом, огород, за огородом виноградник, за виноградником — блокпост. Снаряды разрывались на таком расстоянии от их домов, что стекла в окнах дребезжали, но не вылетали. Тем не менее на ночь они укладывали детей спать на полу в коридоре, боясь, что в окно влетят шальные осколки. Они говорят, что обстрелы обычно бывают по ночам.

Иногда они произносят странные фразы типа: «Поехали с дочкой купить туфельки на лето, а тут обстрел». Или: «Центр города полностью занят войсками Донецкой республики, поэтому маршрутка ходит в объезд».

Они рассказывают, что с продуктами перебои. Магазины хорошо если работают до пяти вечера, а то и не открываются вовсе. Иногда пропадает хлеб, несколько дней его нет, потом вдруг появляется. Иногда пропадают молочные продукты, потом появляются.

Но главная проблема с деньгами. Многие живут на пенсии и детские пособия. Татьяна, приехавшая с дочками четырнадцати и двух с половиной лет, рассказывает, что звонила в Киев. В киевском пенсионном фонде Татьяне сказали, что она сепаратистка и ей не полагается никаких пенсий и никаких детских пособий.

Тогда Татьяна позвонила в городскую администрацию Краматорска:

— Скажите, пожалуйста, какая у нас в Краматорске власть? — поинтересовалась Татьяна.

— Донецкая Народная Республика! — гордо ответил голос в трубке.

— Скажите, пожалуйста, а Донецкая Народная Республика будет платить нам пенсии и детские пособия, а то нам уже есть нечего?

— Ой, блин! — сказал голос в трубке, уже не такой гордый.

Фото предоставлено автором

Они живут, десять детей и четыре женщины, в недостроенном доме, вода на улице. Продукты им привозят волонтеры, самоорганизующиеся при помощи сайта podobstrelom.ru.

Зимовать в этом доме нельзя, но они надеются возвратиться домой через месяц-другой. По-моему, это тщетные надежды, но убедить этих людей в том, что они беженцы надолго, невозможно. Не хотят верить.

Оформлять статус беженца тоже не хотят. (Впрочем, никто в России особо и не спешит им статус беженцев предоставлять.) Спрашивают, проставляется ли в паспорте какая-то отметка о статусе беженца. Боятся, что если они официально станут в России беженцами, то на Украине их посчитают предателями и будут мстить их родственникам, оставшимся в Краматорске. Передают друг другу слухи, что Служба безопасности Украины ведет учет всех беженцев, уехавших в Россию, и заносит в черные списки. Успокоить их в том смысле, что СБУ на своем письменном столе не может разобраться и уж тем более не может учесть десятки тысяч беженцев, мне не удалось. Они все равно боятся.

Еще среди них ходят слухи, что дома, оставленные беженцами в Краматорске и других городах Донбасса, ополченцы Донецкой Народной Республики вскрывают и конфискуют. Но этого они боятся меньше, потому что в домах, как правило, кто-то остается стеречь. Женщин и детей стараются эвакуировать. Мужчины и старики остаются приглядывать за хозяйством.

Того, что мужчины рано или поздно окажутся втянуты в войну на той или иной стороне, женщины, вывезшие детей из Краматорска, не то что не понимают. Просто, кажется, не хотят об этом думать.