То, что произошло в течение нескольких январских дней 1918 года в Великом Устюге, а точнее, в течение 5-6-7 января, можно назвать самым трагическим событием в обозримой истории местного края, в его летописной истории, в которой никогда не упоминалось о столь значительных жертвах стихийных, военных или иных внезапных бедствий. Может быть, подобное случилось в 1648 году, когда восставшая чернь навела свои порядки в городе, сбросив в Сухону воеводу Милославского. Вызванные из Москвы стрельцы усмирили бунт.

Событие названо очевидцами безумием, массовым безумием, пугачевщиной, содомом и гоморрой. «Кровь застывала в жилах», «наблюдали зверя в человеке» – вспоминают о тех днях очевидцы событий в газетах «Северо-Двинский край» и «Волна», выходивших в городе.

О значимости происшедшего говорит тот факт, что город и уезд были объявлены на военном положении. Уездным комиссаром объявлялось, что «воспрещается производить собрания на открытом воздухе, призывать к погромам и нарушению спокойствия. Все увеселительные сборища, театры и кинематограф закрываются до 10 января. Позднее семи вечера не выходить».

Важность события ярко обозначена в самом важном печатном органе, местной газете «Северо-Двинский край», где говорилось, что «редакция сообщает пока лишь самые краткие сведения о последних событиях: об открытии Учредительного собрания в Петрограде и об Устюгском погроме».

Как видим, открытие российского учредительного собрания приравнивалось к местному событию (или наоборот). И действительно, трагедию, произошедшую в Устюге, по своим масштабам и сегодня можно отнести к национальной трагедии.

Похоже, что это определило становление большевистской власти в городе, уезде и Двинском крае. Можно предположить, что это же событие определило, в какой области быть городу: в Вологодской или Архангельской. Что же это было?

НАЧНЕМ ПО ПОРЯДКУ

Вначале следует сказать о состоянии страны и провинции в упоминаемое время. Россия ощущает сильнейшее потрясение после мировой войны, идет гражданская смута. Если в Петрограде уже наслышаны о большевиках, то здесь ими лишь пугают народ. Все ожидают каких- то зловещих перемен, к этому даже склоняет смена календаря на 13 дней вперед…

В сентябре 1917 года в местных газетах пишут, что «смятенная и больная Россия переживает агонию от неограниченного самодержавия к неограниченной охлократии (власти толпы), таков был быстрый поворот. Страна гибнет, на гребне революционных волн мы видим подчас ничтожных болтунов и злостных проходимцев».

Газета приводит местные примеры очень неуважительного отношения солдат к офицерам, бедных – к купцам и людям среднего достатка, в городе закрываются многие известные частные предприятия. Например, Г.Л. Зебальд, владелец пивзавода «Бавария», через газету 10 ноября 1917 года доводит до сведения покупателей и потребителей, что завод «солодовой браги» прекращает выработку и продажу. И это извещение в местной прессе надо учесть, так как Россия еще ощущала последствия сухого закона, а мы знаем, что это такое, чуть-чуть пожив во времена талонов на водку, когда «штурмом » брали единственный в Устюге пивбар на набережной.

Наконец, надо учесть, что склад спирта в Устюге имел тогда стратегическое значение. В Котласе находились склады амуниции для всей царской семьи, а в Устюге – резервы спирта. В такой смутной ситуации в Великом Устюге все еще работала Дума, земство и последний городской голова А.И. Ноготков. Заметим, что он был и владельцем самого крупного в губернии частного винокуренного завода, расположенного в имении Кривая Береза.

В то же время существовал совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, который реальной властью не обладал, несмотря на все потуги входящих в него не очень грамотных и не очень интеллигентных людей. Население не принимало этот совет как власть. И вот Совет получил власть, даже особо не желая, как раз после кровавой драмы января 1918 года. Об этом объявил устюжанам некто В. Макеев, «командующий вологодским отрядом солдат, красногвардейцев и матросов», прибывший на усмирение винного бунта. Заметим, что солдаты были не только красногвардейцами.

Этот командующий, как сообщалось, также организовал в городе красную гвардию, снабдил ее винтовками и патронами и заявил, что «если потребуется, то снова прибуду, а виновников увезу в Вологду».

Затем воззвание командующего ко всем гражданам города и уезда дважды повторялось в эсеровской газете, редактор которой М.Н. Картыков, видимо, еще не осознавал, что дни его редакции сочтены. Уже в мае 1918 года появляется «Советская мысль» как голос некоего объединенного центрального комитета, обосновавшегося в доме Шумилова и объявившего, что «незнанием приказа никто отговариваться не может».

Ни земство, ни другие государственные учреждения временного правительства в городе больше работать не могли. Винтовок у них не было, да и с помощью винтовок они разговаривать с инакомыслящими не привыкли.

А вот товарищ Макеев увез четверых устюжан в Вологду, был определен и главный «Герострат », как называет его газета, из зачинщиков, некто П.А. Сосновский.

События начинались третьего января.

Среди «переосвидетельствуемых » солдат начались волнения. Требовали выдачи спирта из винного склада, и на следующий день эти требования были в более решительной форме. Делегаты от солдат пришли на заседание городской Думы и потребовали немедленной выдачи спирта, хотя бы за деньги. Делегация от Думы успокоила в этот день солдат, но утром пятого января новая, более значительная толпа, захватив оружие, сняла стражу, которая состояла из гимназистов, и приступила к разгрому.

Весь день шло расхищение вина, а в пятом часу дня разлитый спирт вспыхнул, и пожар уничтожил два корпуса монополии и почти всю наличность спирта. Напомним современному читателю, что склад находился на территории нынешнего ЛВЗ, и в народе звали его «монополка ».

В самом начале пожара погибло несколько десятков человек, но и это не остановило расхитителей спирта, хотя уже прибыли войска из Котласа. Уже 6 января были разгромлены склады виноградного вина, принадлежавшие А.Н. Шехиревой и А.И. Ноготкову. А накануне была якобы организована порайонная самоохрана города в контакте с воинской стражей.

Так было написано в первом отчете о пожаре в газете «Северо-Двинский край». Власти явно страховались перед возможными последствиями, заявляя о какой-то самоохране города. На самом деле никто не мог остановить грабеж.

Но, конечно, не всех охватил грабительский азарт. Вот, например, объявление в той же газете «Самовар, лампа, часы будильник, неизвестно кому принадлежащие, найдены у забора винного склада. Спросить у Архипова». Как видим, даже кем-то утерянные вещи нашедшие их граждане не брали себе. Однако таких было немного, о чем свидетельствуют другие заметки в материалах под заголовком «О разгроме винного склада».

Один из очевидцев, видимо, обладающий жизненным опытом, сравнивает событие с пожаром в Баку, произошедшем в 1903 году. Более ясная картина вырисовывается в других информациях.

Еще третьего января толпа в 300-400 человек требовала водки по 1-2 бутылки на человека. Власти решили, что будут продавать по две бутылки стоимостью 2 рубля 50 копеек каждая. Продавать по продовольственным книжкам и солдатским билетам. Но эти меры отменили, вместо спирта население было угощено воззваниями, которые вывешены на всех заборах и стенах (то есть жаждущие были обмануты). Здесь возникают предположения, что кому-то было очень выгодно подогреть бунт, показать, что имеющаяся власть не в состоянии с ним справиться. Воззвания были обоснованы тем же комиссаром А. Батаковым, который во время бунта сбежал, укрылся, вызывал вооруженную помощь, а потом под прикрытием штыков объявил военное положение.

В общем, как пишет очевидец тех событий, народ был полным хозяином склада. «У всех помутился ум», – говорится в газетной заметке. К складу тянулись и горожане, и крестьяне за 20 верст от города. Тянулись взрослые и дети.

«Крик, толкотня, бой посуды, ящиков, чанов со спиртом наблюдалось во дворе склада и его помещениях. Водка, спирт, денатурат, масла – все расхватывалось и расхищалось обезумевшей толпой. Во все стороны тянулись толпы народа, пешком и на лошадях с четвертными бутылями. Некоторые опьяневшие не успевали пройти и квартала, сваливались в снег и замерзали. Это около полудня. А через три-четыре часа начался погром. Картина становилась все более зловещей. Народ прибывал и прибывал. Запружены улицы, двор склада, подвалы. Противодействия никакого. Показался дым. Подвалы, машинный отдел, главный и средний корпуса мгновенно обратились в костер. Паника неописуемая. В пламени погибло сразу более ста человек. Точное число жертв еще не установлено» (это писала газета «С.К.» за 12 января 1918 года).

Горели и цистерны. Находились безумцы, которые ухитрялись вытаскивать из этого ада бутыли и тащили по домам. «Толпа неистово гоготала и ликовала». Впрочем, большей частью это были не устюжане. Вот одна из картинок: солдат под мышками несет булькающие бутыли и поет: «Россия, Россия, свободная страна». Другой его товарищ неподалеку: в одной руке – винтовка, в другой – бутыль.

В винном угаре пребывали и пожарные. В девять часов вечера пожар достиг наивысшей силы, прогремели два взрыва. Население соседних кварталов выносило пожитки и детишек. Спасло город то, что погода стояла безветренная, оградила распространение пламени и прочная каменная стена. К семи утра опасность пожара для города миновала. Но склад оставался без надзора, и хищения продолжались. Погромщики ухитрялись подставлять ведра, протягивая их на шестах к трубе, выходящей из готовой взорваться цистерны.

В десять часов утра солдаты, прибывшие из Котласа, остановили грабеж. Народ отгоняли выстрелами, бутыли разбивали. Но к часу, утомившись, караул ушел на отдых. Склад вновь оставлен без надзора, и хищения продолжались. Утром шестого начали убирать обгорелые трупы. Картина была тяжелая. Некоторые из пострадавших представляли собой обгоревшие головешки с выпавшими и выгоревшими внутренностями.

А «потерявшие стыд и совесть пользовались каждой минутой для грабежа». Уносили со склада не только вино, но и части от машин, обчищали квартиры жильцов склада. Шли погромы частного имущества. Было много ожогов, из подвала люди выскакивали охваченные пламенем, с лопнувшими глазами. В окрестных волостях позднее было много смертных случаев отравы денатуратом.

Еще из впечатлений очевидцев.
«Какую-то старуху, несущую грязный спирт в двух ведрах на коромысле, чуть не задавили. Она обливает спиртом прохожих.
– Что ты, тетка, ошалела, что ли?
– Ниште, добро вить, сами опосля просить будете, – огрызается она.

Неподалеку за городским садом раздается пение.
«Царь испугался, издал манифест, Мертвым – свободу, живых – под арест».
Голосил солдат.

Еще за 50-60 сажен от склада воздух насыщен спиртом.
Во дворе кишит озверелая толпа. В воротах давят друг друга, руки с бутылями подняты вверх, стекло разбивается, на головы сыплются осколки и льется спирт, ручьями струится по канавам.

Звон стекла, крики задавливаемых, площадная ругань, пение, стон и плач наполняли воздух.

Иногда в воротах раздавалось громкое: «Пожа-а-р». Это некоторые из погромщиков нарочно кричали, чтоб освободить себе выход во двор. С наступлением сумерек (все же начало января, темнело скоро) начался настоящий пожар. Особо жалели одну девушку, факелом выскочившую из огня. Она хотела достать спирт на свою свадьбу.

Взрывы были такой силы, что одну цистерну в 300 пудов выбросило через стену. Температура в месте пожара была чудовищной. Потом найденные среди головешек черепа и скелеты погибших при одном прикосновении превращались в прах.

Любопытно, грабеж совпал с праздником Крещения. Не потому ли устюжане еще третьего января просили у властей продать им вина? Получилось другое крещение, крещение кровавое, становление новой власти, которая столь бесславно завершилась распадом СССР.

В последующие годы православные и другие храмы (были кирха и синагога) Устюга Великого были поруганы, и ничего достойного в архитектуре, ничего, что бы можно было показать потомкам, создано в городе не было. Ничего. Отродятся ли новые ростки на старых пепелищах?

А тогда в январе 1918 года, кроме гибели людей, и огромное здание склада было безвозвратно потеряно для Устюга.

…Отряд Макеева, впрочем, тоже не отличался высокой дисциплиной, 30 человек «командующий» был вынужден сразу отправить обратно, так как они тоже проявили «погромные замашки». Но и остальные, как говорят очевидцы, «вряд ли соответствовали высокой миссии защитников». Тем не менее, напомним, четверых устюжан увезли в Вологду, больше, наверное, взять не посмели, ведь среди погромщиков были те же солдаты, вернувшиеся с войны, и многие имели оружие.
В то время в городе запросто можно было купить револьвер, о чем говорят объявления в газетах.

Так вот, взяли под стражу четверых. Это были Спиридон Самойлов, Николай Клепиковский, Алексей Осколков, Василий Постников.  В те же дни в городе организована Макеевым красная гвардия, объявлено о власти Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. «Прошу всех граждан спокойно заниматься своими делами», – говорил Макеев. Дважды в газете «С.К.» оглашено его воззвание ко всем гражданам Великого Устюга и уезда. В доме Шумилова начал работать некий «объединенный центральный комитет».

Но еще в течение нескольких дней, последующих за погромом, на постоялых дворах оставались десятки лошадей в ожидании хозяев. Напрасны были их ожидания. Немало находили неопознанных трупов.

Обыски шли по всем дворам. Кроме спирта, было утащено со склада 40 ящиков гвоздей, табак и гильзы. Погромная эпидемия перекинулась на уезд. Расхищено имение городского головы Ноготкова в Кривой Березе, та же учесть постигла имение купца Пеца, бывшего городского головы.

Там же буйствовали крестьяне. Они использовали книги богатейшей библиотеки Пеца в качестве материала для освещения усадьбы. Потом еще долго никому не нужный рояль стоял на улице.

Также разграблены имения Поповых, Вайгачевых, четыре мельничных завода. «Вот во что вылилась давно ожидаемая свобода на Руси», – писала газета. И далее: «Ничто не развращает так людей, как отсутствие власти».

7 января можно назвать днем окончательного разгрома склада. Дымящиеся развалины последнего привлекали одних лишь мародеров. Шли обыски по всем дворам, искали спирт, конфисковывали также найденное оружие. На Горе (микрорайон Устюга) в доме сапожника нашли девять четвертей спирта и тут же вылили, хозяин сам вынес десятую бутыль и разбил, сказав, «вот, коли вы уж вино уничтожили, из-за которого сын погиб».

Тогда погиб не только сын сапожника, но и другие. Погибли остатки царской и зарождающейся земской власти. Распущена городская Дума, которая вновь возродится лишь через 80 лет.

У многих переживших ужас погрома были однозначные впечатления. «Все одно, в чьих руках власть, – говорили они, – лишь бы она противостояла анархии и разбою». В городской гимназии собираются граждане от всех сословий и голосуют за Советскую власть. Воздержалось лишь 25 человек. Об этом говорит газета «С.К.» за 16 января. Переход власти в руки Советов рабочих и крестьянских депутатов произошел 10 января, когда городом практически владел отряд Макеева.

Кровавая драма января 1918 года в Великом Устюге закончилась.