Вологодское «королевство»

[Обзор прессы]

На стенах домов Вологды до сих пор можно встретить необычные надписи. «Кирова – короли», «Бан – короли» и тому подобные – загадка для непосвящённого прохожего.

Между тем за эти «звания» ещё четверть века назад кипели нешуточные страсти: «короли» с «ГПЗ», «Микрахи» или «Пакли» устраивали массовые драки, чтобы попытаться выяснить, кто же среди них достоин называться лучшим из лучших.

Центральнее некуда

Неформальные прозвища микрорайонов — примета любого крупного города. Они существуют и в Санкт-Петербурге, и в Нью-Йорке, и в Берлине. В Вологде, по мнению историка Леонида Панова, такое условное разделение возникло не раньше XIX века. Только вот названия отличались от современных.

«В романе Ивана Евдокимова «Колокола» о революционной Вологде упоминаются сразу три — Зелёный Луг, Числиха и Ехаловы Кузнецы. Судя по всему, речь идёт не о названиях улиц, а о названиях районов», — говорит Леонид Сергеевич.

По всей видимости, уже после Второй мировой войны вошли в оборот и новые топонимы. Район около вокзала прозвали «Бан» — по-немецки «железная дорога». Пространство между Ленинградской улицей, западной окраиной города того времени, и рекой Вологдой стало «Базой». Часть районов получила имена в честь улиц — к примеру, «Кирова» и «Яшина».

Был район, названный в честь Пушкинской улицы, сейчас его названия в обороте нет. Вологодский музыкант Виктор Колесов провёл детство в квартале, где сейчас находится здание Правительства области. «Нас называли «пушкинскими» в честь улицы, — вспоминает Колесов. — А одного из «первых парней на районе» звали Мамочкой, потому что он был похож на одноимённого героя «Республики ШКИД».

Виктор Владиславович считает, что причины деления на неформальные районы, а также корни непонятных названий некоторых из них следует искать в криминальной среде.

После смерти Иосифа Сталина в 1953 году была проведена амнистия, итогом которой стало освобождение 1,2 миллиона человек — половины узников ГУЛАГа.

«Бывшие заключённые изъяснялись на особом образном языке, не имевшем ничего общего с обычной речью. Видимо, они и давали названия районам, а необычные слова легко запоминали остальные жители города», — объясняет известный вологжанин.

Эта версия объясняет многое. Согласно словарю воровского арго (см. сноску), в нём есть слова, которые могут иметь прямое отношение к названиям других городских районов. К примеру, «база» (притон, спиртное, наркотики), «шанхай» (густонаселённый район, трущобы или окраина города), «кобла» и «кобёл» (множество людей, толпа, орава, любой человек; — от этих двух слов может происходить название района «Каблон»).

«Мы будем жить теперь по-новому…»

Со временем Вологда прирастала новыми микрорайонами, и они тут же получали свои имена.

Длинную полосу, зажатую между железной дорогой и улицей Можайского от Пошехонского шоссе до реки Шограш, в народе прозвали «Обозом». Через дорогу раскинулась «Микраха» — населённый железнодорожниками Завокзальный микрорайон. Это был первый микрорайон, построенный в Вологде, поэтому имя нарицательное превратилось в собственное.

Выстроенный посёлок работников льнокомбината стал «Паклей» — так не без иронии местные жители обыграли продукцию предприятия. Другой вологодский музыкант и оппозиционный активист Леонид Эскин живёт там практически всю жизнь.

«Когда мы играли на танцах, у каждого района были свои неформальные лидеры, — вспоминает Леонид Михайлович. — Но всё это было нужно только лишь некоронованным королям, которые собирали с ребятни деньги на выпивку. На «Пакле» в семидесятые бравировали знакомством с Кесарем, в Лукьянове апеллировали к братьям Флягиным, в «Микрахе» — к Кротировым, на «Бане» — к Пикше и Шмырю. Ещё раньше в «Микрахе» лидером был Загадай. Они менялись раз в несколько лет».

Журналист Евгений Неуступов провёл детство в районе «Каблон» — так назывались кварталы около Бываловского машиностроительного завода. «Мой друг знал имена нескольких «королей», и когда нас останавливали в недружественном районе, начинал их перечислять — это могло спасти от проблем, — рассказывает он. — Никогда не нападали, если ты идёшь один. Не нападали, если ты идёшь с девушкой. И не трогали, если ты идёшь с товарищем, который живёт в этом районе».

Отдельная история связана и со знаменитым Ковырином. Когда-то на этом месте было одноимённое село, которым в течение двухсот лет владели дворяне Засецкие. После революции на базе имения был создан колхоз «Ковырино», но просуществовал он не долго.

На его землях работники нынешнего вагоноремонтного завода выстроили Октябрьский посёлок-сад. В 1928 году он вошёл в черту Вологды. Новое название за ним не закрепилось, зато старым вологжане именуют эту местность до сих пор. Ковыринские закоулки и поныне считаются не самой безопасной частью города, по крайней мере, по ночам.

Беспредел

В восьмидесятые годы прошлого века неформальная жизнь Вологды приобрела несколько иной оттенок. С одной стороны, у районного деления появился налёт романтики — ведь вожаки прозвались «королями», что автоматически делало и районы «королевствами». Жестокие драки между группировками разных районов были вполне обычным делом.

Одними из главных претендентов на главенство в городе были «бановские». В сборнике стихов и прозы «Бан» Ивана Несмирного (Смирнова) это отражено в заглавном стихотворении: «Но в нашем городе-огороде, // как ни крути, а БАН — короли! //<...> // От Вок-зала до самой Реки // БАН — короли!» В разных стихотворениях он также упоминает фамилии героев последней волны «вологодских королей» из 1990-х — Катышев, Проничев, Азроян, Сидоров, Морозов.

С другой стороны, в начале 1980-х расцвело уличное хулиганство. Почти одно-временно лидеры районных группировок стали именоваться «королями». Евгений Неуступов считает, что затем эти группировки переродились в криминальные банды 1990-х. «Наиболее сильные и влиятельные лидеры затем могли сколачивать свои банды и проворачивать какие-то дела, — размышляет журналист. — Но при этом считаю, что появление в массовой культуре рок-музыки повлияло на постепенный распад системы районов».

Районная «эпоха» закончилась в конце 80-х. Барабанщик вологодской группы «Второй фронт» Андрей Вараксин отмечает, что в 1988 году районные банды были ещё в силе, а в 1990-м их уже не было и в помине. «Это всё было от безделья, — считает он. — Потом появились видео- и компьютерные салоны, и волна схлынула. Бандитов пересажали по тюрьмам, а по возвращении они уже не вернулись к прежней деятельности. Не меньше людей уничтожил и спирт Royal».

В девяностые на стенах домов и на заборах всё ещё массово можно было встретить надписи, возвещавшие о «королевском» статусе того или иного района. Школьники продолжали играть в эти игры, но уже без былого энтузиазма. Затем началась волна косметических ремонтов домов, из-за которых большая часть «указателей» канула в Лету. Восстанавливать их никто не стал — незачем.


Наша справка

Воровское арго — социальный диалект (социолект), развившийся в среде деклассированных элементов общества, как правило, преступников. Представляет собой систему терминов и выражений, призванных изначально идентифицировать участников преступного сообщества как обособленную часть социума, противопоставляющую себя законопослушному обществу.

Использование терминов и выражений также имеет цель затруднить понимание смысла беседы или общения между деклассированными элементами со стороны непосвящённых.

Уголовная среда ещё в XIX веке (а возможно, и ранее) переняла арго, первоначально использовавшееся бродячими торговцами офенями (отсюда и происходит слово «феня»). Русский воровской жаргон включает также слова из идиш, украинского и других языков.

Во время СССР были репрессированы и оказались в тюрьмах многие писатели и поэты (например, Александр Солженицын). Они описали тюремный быт, и многие слова воровского жаргона стали литературными.

Автор:
Владимир Пешков
Источник:
Газета "Премьер"