Недавно в славном городе Бердске случился «акт демократии снизу». По решению родительского комитета ребенку семьи, отказавшейся сдавать деньги на игрушки, запретили ими пользоваться в детсаду. Семью «жадин-говядин-турецкий-барабан» ославили на «доске позора». Справедливость по отношению к мальчику-лишенцу явилась в садик в облике местной прокуратуры (есть, есть от нее хоть что-то хорошее!). Она на месте устранила дискриминацию ребенка. Заведующей, надо полагать, надавали по голове. В переносном смысле. А родителям вообще запретили собирать деньги, чтоб неповадно было. Все? Нет, не все.
Родительские комитеты в последние годы получили кое-какие права в школах и детсадах. Это хорошо, хотя им по-прежнему далеко в возможностях, скажем, до американских школьных советов. Эти советы лишь одна из форм «низовой демократии» и благословленной властями гражданской активности. Таких у нас немного. Еще есть садоводческие товарищества, гаражные и иные кооперативы, ТСЖ. Можно добавить суд присяжных, подсудность которому власти урезали все последние годы. Теперь, правда, президент обещал ее вновь расширить, но при уменьшении численности коллегии присяжных. Есть муниципальное самоуправление — нечто выборное без реальных прав и финансов.
Какая-никакая, но все это школа демократии.
Люди могли бы там учиться принимать ответственные решения, следить за их выполнением и даже совершать «священный акт» самообложения на местные нужды.
Практика самообложения хотя и крайне редко, но уже встречается на муниципальном уровне. И повсеместно встречаются целевые сборы в разных ТСЖ и садоводческих товариществах. На ремонт подъезда или даже замену лифта, обустройство подъездных путей, на общее электричество, на водопровод общего пользования, на сторожей и т.д. Школьные родительские комитеты собирают деньги не только «на подарки учителям» и выпускной, но и на экскурсии, косметический ремонт, покупку дополнительных принадлежностей и т.д. Решают все эти структуры и другие вопросы, помимо денежных.
В детсаду Бердска 26 родителей решили собрать деньги на новые игрушки. А одна семья отказалась: мол, пусть кто хочет, тот и платит.
О! Вот он великий принцип нашего недоделанного гражданского самоуправления — «кто хочет, тот пусть и платит». При этом подразумевается, что пользоваться тем, за что заплатили «кто хочет», будут и те, кто не платит никогда.
В случае с игрушками, может, и черт с ними. Нельзя же за это превращать ребенка в изгоя. Нельзя. Но можно понять и бессильную досаду тех, кто сдавал деньги. Сейчас не сдадут на игрушки, потом на что-то более важное. Как заставить? Или явить христианское милосердие? Пусть, мол, пользуются на халяву. Проще, если речь идет о семье бедной, это стало бы актом благотворительности.
Терпимость к иному мнению, гарантии прав меньшинства, а вовсе не «диктатура большинства» — главные скрепы демократии, о чем у нас забывают.
Они вырабатываются постепенно. Путем проб и чудовищных ошибок. Но государство наше предпочитает ошибаться само, нежели дать такую возможность гражданам.
У нас непонятно, что, скажем, делать с теми, кто не хочет сдавать деньги на ремонт ни подъезда («мне и так хорошо»), ни дорог в садоводческом товариществе («у нас машины нет, мы ими не пользуемся», зато по выходным на дворе по две машины стоят — «это детки приехали»). Когда у таких решением общего собрания перекопают подъезд к дому, они в той же прокуратуре докажут свою правоту: мол, невозможен подъезд экстренных служб, а это нарушение. Не сдававшим деньги на новый лифт, когда ждать городской очереди на замену нестерпимо долго (был случай в нашем доме), нельзя запретить им пользоваться. Как нельзя запретить не скинувшимся на ремонт подъезда или консьержку заходить в подъезд.
Все, как с мальчиком из Бердска. Оставить людей «без игрушек» нельзя.
Это не значит, что «низовая демократия» у нас вовсе не работает: многие проявляют сознательность — платят за дороги и общий свет, вносят прочие взносы. Сила общественного мнения — того самого большинства — работает. Однако органы «низовой демократии» не обладают должными правами принуждения к выполнению своих решений. Садоводческое товарищество еще может, к примеру, подать в суд на злостного должника и исключить его из членов. Но выполнить даже положительное решение суда будет непросто. Оштрафовать зарвавшихся саботажников оно не может.
Как же в других странах?
Если взять, к примеру, органы самоуправления типа «ассоциаций домовладельцев» в Америке или Европе, то там и целевых взносов и, что еще важнее, регламентаций куда больше, чем у нас. Вам могут запретить держать в доме собак и кошек, предпишут устраивать барбекю только в определенное время и в определенном месте, обяжут регулярно стричь газон, не иметь забора выше определенной высоты и не устраивать свалку перед фасадом дома. То же касается сжигания листвы на заднем дворе, оскорбляющего обоняние соседей.
Наш человек, почитав иные правила, возмутится тоталитаризму западной жизни. И ведь попробуй не выполни. Органы «низовой демократии» обладают правами штрафовать нарушителей. Скажем, застеклил балкон вопреки предписанию правления — изволь устранить нарушение вида общего фасада и уплатить штраф.
Одна знакомая столкнулась с предписанием убрать скромную плетеную загородку на балконе в своей испанской квартире.
В том же доме запрещено развешивать для сушки белье на балконе. Мол, вам тут не итальянский неореализм.
В разных штатах США по-разному регламентируют нормы понуждения выполнять предписания «ассоциаций домовладельцев». Где-то делают акцент на максимальной возможности достичь мировой без обращения в суд. Но везде такие структуры действуют на основе прописанных в уставных документах полномочий. Вступая в ассоциацию, новые члены обязуются правила соблюдать, включая уплату штрафов. В случае отказа брать на себя такие обязательства ассоциация вправе отказать в покупке жилья в кондоминиуме.
Вспомним в этой связи, как долго добивалась в свое время госпожа Батурина разрешения местного самоуправления на покупку недвижимости в одном живописном австрийском местечке. И добилась не с первого раза, взяв на себя дополнительное бремя по улучшению местной жизни. В Москве с нее никто такого требовать не мог. Кстати, формально права на согласование обмена квартир, улучшение жилищных условий в рамках кооператива (купли-продажи не было) имели жилищные кооперативы в советское время. Нельзя было иметь квартиру в таком доме и не быть членом ЖК. И никому и в голову не пришло бы отказаться выполнять решение общего собрания.
Во многих странах на ассоциациях домовладельцев лежат функции урегулирования споров между соседями. За властями остается функция надзора, чтобы такие организации не выходили за рамки собственных правил и национального законодательства. А в случае упорства в несоблюдении правил каким-либо членом ему грозит поход в судебное присутствие. Надзор за выполнением решения суда — уже за государством.
В случае с мальчиком из Бердска в идеале родительский комитет должен бы иметь некий принятый его членами документ, регулирующий его полномочия, включая сбор денег. И в случае отказа кого-то подчиниться общему решению должна быть возможность не заниматься самоуправством, а понудить выполнить такое решение в судебном порядке.
Однако наше правовое поле в этой части почти не пахано. И не пахано оно сознательно.
Власти не очень заботятся о правовом обеспечении работоспособности «низовой демократии». В частности, полномочия таких структур по отношению к нерадивым членам крайне ограниченны. Тут у нас вспоминают о «правах человека», вставая на защиту его от негосударственных структур. С государственными-то не забалуешь. О правах в общении таких структур с самим государством и говорить не приходится — полное бесправие и произвол.
Чиновникам кажется, что выгодно держать такие структуры под удушающим контролем и в бесправии (на деле это недальновидно, ибо убивает ткань гражданской жизни и государство в целом). А то мало ли куда вывезет кривая народного волеизъявления. Начнут еще решать хозяйственные (то есть денежные) вопросы, вмешиваться в деликатные темы городского управления (вроде межевания земли, согласования нового строительства, дорогостоящего благоустройства или получение доходов с домовой собственности и т.д.).
Этой опаской перед «непредсказуемым народонаселением» проникнута вся российская общественно-политическая система.
Кандидатов на выборы всех уровней тщательно просеивают через административное сито. Присяжных перебирают до тех пор, пока они не удовлетворят суд и обвинение. На НКО смотрят как на заведомо подозрительных агентов. Местное самоуправление держат в бесправии и безденежье.
Показателем последнего стал казус на недавней пресс-конференции Путина, когда президент, как оказалось, был не информирован (или дезинформирован?) о реальных возможностях (вернее, невозможностях) московских муниципальных депутатов вводить платную парковку в своих районах, регулировать ее тарифы и прочие условия, распоряжаться поступившими от нее средствами, не говоря о дорожных штрафах.
В отличие от муниципалов многих других стран, наши тут почти никакого слова не имеют.
Чиновники боятся доверить самоорганизующимся гражданам в руки даже игрушки — в буквальном смысле. Предпочитая выступать совокупным пастырем для разрозненного и неорганизованного «стада». Думая, что это стадо баранов. А это все же не так.