Что мы имеем с Муму?
Учителя, обсуждая ее, в основном не сомневаются, что 
- это очень правильно: обсуждать с детьми безысходную ситуацию "человек-раб, сломанный настолько, что он послушно убивает самое дорогое (неважно, собаку или нет, в принципе, - последнее дорогое, единственное дорогое, что он мог любить) - после чего ощущает (наверное, потому что мы приписываем ему мотивацию снаружи), что теперь уже все равно, и уходит в деревню жить, и теперь он никого не любит и не полюбит".
Ок. Пусть. Вся русская литература про то, как все умерли, оплеванные, и смерть - единственная свобода или выход из бессмысленности и бездрожья.
Но учителя по факту согласны, что это надо обсуждать и именно с одиннадцатилетними, и именно на примере пожилого мужика.
Да, - засучивают они рукава, - да, это не просто, так как далеко от их интересов (все согласны, что это страшно далеко от их интересов), но мы работы не боимся. Мы такие мастера педагогики, что у нас все дети плачут. Над Муму и Герасимом. И структурой образа еще. Потому что это прекрасный текст для усвоения всяких литературоведческих основ.
И еще это важно для эмоционального понимания сути крепостного права.
За пределами этой вселенной находится то, что реальный круг чтения детей - есть, и он не про муму. 
То, что у детей есть какие-то интересы и проблемы по возрасту, из их реальной жизни и взросления, естественные возрастные интересы - просто не упоминается даже, не сравнивается с проблемами герасима. Не доказывается, что проблемы герасима важнее для обсуждения, чем то, что у детей реально бывает, - никому даже в голову не приходит начать сравнивать и выбирать. У них есть герасим как абсолютная ценность, важность, уместность его под сомнение не ставится, мастерство учителя в том, чтоб это преподать, объяснить сложные вопросы, сделать так, чтоб пятиклассник проникся.
То есть преодолевая сопротивление материала.
Потому что обычному пятикласснику интересоваться проблемами герасима противоестественно. Ну это против его естества: он не мужик в возрасте стописят лет назад. Он мальчик или девочка сегодня.
Я спрашивала реальных учителей литературы - когда выступала перед детьми. Подавляющее большинство не читают детскую литературу, не разбираются в ней, не следят за новинками, не знают, что читают три-пять читающих детей в их классе. Детская литература для них заканчивается на Кассиле, даже не на Крапивине. Причем в голосе их слышится презрение и недоумение. "Я??? должна это читать? это же детское!"... Ну. А ты же _детям_ литературу преподаешь, нет?
Они по факту демонстрировали мне, что у них особенная профессия: преподавать Русскую Классическую Литературу. Все остальные книги, реально читаемые детьми и интересные просто так, без "это надо уметь прочесть!", просто легковесная и неважная фигня.
В общем, понятно, что учителя - хорошие учителя - хорошо преподают то, что в программе, то, что принято и сложилось как традиция. Плохо, что мало кто из них понимает некоторую противоестественность мастерства "сделать так, чтоб ребенок проникся чувствами взрослого крепостного крестьянина"

И еще... Программа по литературе, полная муму, при хорошем учителе вызывает у детей интерес, при среднем скуку, при плохом - ненависть. А вот если бы сдвинуть все на один шаг. И наполнить программу такими книгами, чтоб при хорошем учителе оно вызывало восторг, а при прочих хотя бы было интересно или не вызывало ненависти?... Кому от этого будет хуже? В сумме мы получим больше читающих и меньше ненависти к чтению книг. 
Мысль о том, что интересненькое они и сами прочтут - это мысль о том, что интересненькое презренно и недостойно обсуждения с детьми потому, что интересное? По факту так.