Я какая то мокрая дрянь... (Письмо вологжанина к девушке Густе в Архангельск)

[Блогово]

Подлинник этого письма надежно укрыт в закрытом архиве ФСБ, потому как является частью вещдоков в уголовном деле. Само письмо к «делу», за исключением образца почерка, отношения не имеет, но весьма любопытно с точки зрения межличностных отношений.



Итак, как говорят французы,"pas de trois" ( дословно- танец втроем). Их действительно трое, Петр Иванович, мужчина 33 лет из знаменитой вологодской фамилии, его девушка Августа, тоже вологжанка, но живущая в Архангельске и неизвестная третья дама. Она не называется по имени, но снабжена весьма красноречивыми характеристиками. «Туда», «там», «ей»- это все о таинственной для читателя незнакомке, хотя остальным участникам она разумеется хорошо известна.



Петр Иванович совершенно запутался в своих женщинах и утверждает, что никого не любит. Он ( ой, как некрасиво) рассказывает Августе интимные подробности своих отношений с третьей дамой, просит у девушки прощения и сострадания.Петр Иванович мастак надавить на женскую жалость, в этой части письмо можно считать классическим «плутовским» произведением. Девушка Густя верит его обещаниям, дает ему денег в долг и «честный» кавалер клянется их отдать, как только будут ( но пока у него в карманах пусто). Он зовет её уехать, но уехать в никуда и без каких либо обещаний. В конце письма автор проговаривается, что ему нужны обе дамы, т.к. одна дополняет другую. Вот вам и

«pas de trois»!



Прочитав это письмо хочется воскликнуть, каков подлец! Впрочем сам автор этого и не отрицает, не испытывая по данному поводу никаких угрызений совести. Таков он «вологодский жиголо». Совсем забыл, дело происходит в 1924 году!



«Августа!

Поймешь ли ты меня или нет- не знаю. Поверишь ли в то, что я буду говорить, то же не знаю. Но я буду откровенен, скажу все, чем жил, чем огорчался, что больше всего меня тревожило, мучило, скажу все.

Я думаю, что никто лучше не поймет меня, как ты. Никому я не доверял ничего и ни с кем я не говорил так откровенно обо всем, как с тобой и вот сейчас я хотел бы чтобы ты поняла меня и сочувственно отнеслась ко мне. Делиться мыслями? Но с кем, у меня нет никого. Я совершенно одинок. Буквально в полном смысле — один. Домой я не хочу. Друзей нет, а там «к кому так близок теперь», душой и мыслями я далек, там меня не понимают, как понимала ты и там не любят так, как любишь ты. Такая нудная тяжелая жизнь и я один.

Туда я иду не делиться чем нибудь, это бесполезно. Там только можно возбуждать себя и других. Я так не любил людей и теперь не полюбил и самого себя. Я запутался в самом себе, в своих противоречиях и я не верю больше себе. И как искренне я жалею, что тебя нет здесь- не смейся, Августа, это правда. Ты так умело могла провести бессознательно для себя и меня, ободрить, и твоя покорность давала уверенность мне.

Я тебя обманывал-это правда. Не всегда говорил, когда шел туда, прости. Со времени твоего отъезда я стал бывать там чаще. А за последнее время-чуть не каждый день и... тягощусь этим. Порвать все с тобой, порвать все с ней, но у меня не хватает силы воли, я не могу, я не узнаю себя, я какая то мокрая дрянь.

Но я ничего не делаю и выбираю опять таки тебя объектом для выслушивания своих переживаний. С ней я никогда не говорил так откровенно, как с тобой, она не поймет. Ну помоги мне, Августа, разобраться во всем этом. Ну возьми меня к себе.

Ах, да что вы все ждете чего то, у всех вас какой то герой. А герой сам зашел в тупик, запутался в своих собственных противоречиях. Я знаю, Августа, я чувствую несмотря на расстояние, что ты меня любишь, как никого еще не любила и терзаешься этим. Для меня ты готова сделать что угодно, а здесь, несмотря на близость, я не чувствую этого.

Даже больше, мне кажется, что здесь меня просто дурачат. Может быть и есть какая нибудь любовь, но не та, которая у тебя, не то всепрощение, кротость, самоотверженность, самоунижение, нет. Здесь больше игра в любовь.

Она кому то отдавалась раньше, знают или нет родители об этом, я не знаю и вот теперь благородный исход — это брак, чтобы скрыть все грехи молодости. А что она не невинна, так это факт, я это знаю, даю голову на отсечение и на мой вопрос:

«Кому вы отдавались»?

«Никому»!

" Но Вы же не невинны«?

«Но Петр, верите вы мне или нет, как мне доказать противное»?

Я не сказал ей, но подумал что медицинское освидетельствование только подтверждает мои слова. Сходить же к врачу за доказательствами я не посоветовал. Суди сама, что я ребенок, что ли, что в этом даже разобраться не могу, так морочить мне кажется можно только дурака. Прости, что все это пишу, но мне хочется рассказать тебе всё, ведь я одинок. Дальше много говорилось о честности и порядочности и т.д. и все свелось к тому, что я должен был жениться на ней. Мне говорится, что она никого не любила, еще ни с кем так не волновалась, как со мной и все это делает впервые, и говорится все это мне?

Что это? Насмешка или это другое что-нибудь, но любви тут не может быть никакой. Так вот, суди. Как мне приятно все это испытывать. Сам я уже разучился любить и не любил никого и тут любви не может быть никакой. Тут только половой инстинкт и не больше. К тебе я не питал особой любви, но к тебе была привязанность и уважение. Тебя не хватало мне. Ты любила меня и чувствовала, что я тебя не люблю. Тебе это было тяжело, но мне тебя не хватало.

Когда я получил сразу два твоих письма у «ваших» я вышел на Дворянскую улицу, сел на скамейку около одного дома и прочел, и невольно захотелось плакать, но не было слез, так мне обидно было мое поведение.

Ты не можешь себе представить, ты не упреком, но своим чувством в письме показала какой я мизерный человек и как был должен любить тебя. Но прости, любви у меня нет ни к кому, но тебя я выделяю из всех и к тебе я имею особенное чувство. Суди сама, может ли у меня остаться к кому нибудь любовь после стольких увлечений? Конечно — нет.

Как часто тебя вспоминал после этих писем, как часто жалел, что тебя нет, одно время хотел ехать к тебе, но ты не пустила. Но я, Августа, тебя уважал и уважаю сейчас, ни кому, даже к ней, не питаю, того, что питаю к тебе.

И вот сейчас около часу ночи, скоро наверное, погасят свет, пишу тороплюсь, мыслей так много. Хочется написать успеть все. И как ты могла подумать, что я твое письмо буду читать с кем нибудь, и с кем нибудь смеяться над ним? Как ты могла подумать даже это! Ведь больше, я даю тебе возможность вот это самое письмо отправить к ней, я все таки тебе верю и ценю твои чувства, .но как мне хотелось, чтобы ты была около меня сейчас.

Сердиться на тебя не за что. Я не знаю, мне кажется, как будто не за что, разве и сердится на кого, так это мне на самого себя.

Деньги я вышлю, когда они будут, сейчас их нет. Нам за сентябрь было выдано жалованье 6 числа сентября, сегодня 25 октября, за октябрь еще нет. Попросить там я не хочу, так как с ней уже не такие отношения, как ты представляешь. Если где-нибудь достану, то вышлю, до крайности неприятно — задерживать и заставлять тебя думать дурно обо мне.

Когда же ты приедешь сюда? Может быть никогда.

Ведь я предлагал тебе тогда уехать вместе, неужели ты думаешь, что изменил бы своему решению? Но уехать, уеду, когда — не знаю. Если бы ты тоже уезжала, было бы гораздо лучше.

На вокзале никто не провожал с цветами. Юрий врет. Уезжал студент раз, Юрий Кратиров. У него были его же собственные цветы, правда я держал их в руках несколько минут, но никого не провожал и даже был случайно тогда же на вокзале.

Мне сейчас припоминается время осенью, когда ты приходила помогать мне работать. Помнишь? Вот и сейчас работы много и каждый раз я вспоминаю тебя. Когда получил письмо и когда читал его неужели я думал в то время о чем нибудь другом. Как тебе не стыдно, Августа, так думать! И если вспоминаю кого и чаще всего, так это тебя, часто смотрю на твою карточку и мне почему то всегда вспоминаются твои слова, когда ты отвечала на мой вопрос:

«Любишь ли ты меня»?

«О, так много, много».

Как у тебя кашель? Шла ли после кровь?

Ну ладно, пиши. Не сердись. Помни, что думаю о тебе и жалею, что тебя нет здесь.

Деньги при первой же возможности вышлю.

Приезжай.

Жаль, что тебя нет здесь, не было бы так грустно и одиноко твоему Петру Ивановичу.

Я наверное скоро уеду куда нибудь, но куда, не знаю и сам, я тогда тебе еще говорил об этом. А уехать надо, с ней я не могу и не хочу, хочу, чтобы ты была около меня, а ты этого не хочешь, а оставаться здесь, когда вы обе здесь, я не могу. У меня нету силы воли порвать с той и с другой, одна как будто дополняет другую, но верь, все мысли около тебя.

Петр"