В столицах немногие знают о самом сущестовании Тотьмы, а она прекрасна...

[Блогово]

Тотьма тоже не жалуется, поскольку стала колыбелью русского мореходства (в XVIII веке тотемские купцы имели пушной бизнес в Новом свете, а тотемский мещанин Кусков стал основателем Форт Росса). Белозерск пока еще не вполне определился, быть ли ему варяжской (город основан викингом Синеусом, братом Рюрика), либо шукшинской (здесь снималась «Калина красная») колыбелью России — потому, как и прежде, имеет полторы асфальтовых улицы.



Если бы реконструкторов не было, если б от крестьян XIX века осталась лишь пыльная прялка, а от варяжских поселенцев — черепки в музейной витрине, все было б куда печальнее. Но в то же время возникает вопрос: а где же она, живая русская традиция, не огороженная витринами этнографических экспозиций? Где усталый путник из Москвы или Парижа сможет приобщиться к празднеству реального, некостюмированного вологодского интерактива?



Древняя традиция, как ни странно, наиболее жива в русских монастырях. Особенно тех, где жизнь только налаживается и еще не все купола раззолочены. Кстати, в Вологде вообще нет золотых куполов, лишь строгое и благородное северное серебро (золотом сияет лишь гротескно-самоварная соборная колокольня). Находящийся на окраине города Спасо-Прилуцкий монастырь был благодатен 20 лет назад, когда его восстановление только начиналось и монахи показывали избитые пулями расстрельные стены бывшей пересыльной тюрьмы. Благодатен и теперь, когда все чисто, когда цветут сады, пруды, когда жужжат пасеки. Принимавший нас иеромонах Александр имеет редкий дар говорить просто и ярко — вроде как экскурсия, а вроде и проповедь:



— Пруд у нас зацвел, как душа наша грехами, а пасека хоть куда. Пчелки дело знают, монахов никогда не трогают, у нас только пасечник ходит опухший.



Его спрашивают: как это никогда, слыхал ли он о недавнем нападении пчел на заграничный монастырь? — об этом даже в Яндексе печатали! «А какой монастырь? Буддистский? Ну еще бы, это неправильный монастырь!». Категоричное суждение, но ведь Святая Русь — она вообще такая, своеобразная. Сказочно улыбается: «Мы же здесь насквозь в православии, как огурцы в рассоле, ужели вы думали, что я вам иначе отвечу?»



Второй пункт, где меня накрыло искренним восторгом от встречи с родным и настоящим — Тотьма. Как и 20 лет назад.



Бывают города, которые не меняются — в том смысле, что и сейчас повсюду грязь, стремные юноши и сельпо вместо шопинга. Бывают такие, которые меняются до неузнаваемости, где шопинг вместо всего, что было допрежь. А бывают те, которые спокойно и трудолюбиво идут за солнцем, эволюционируют, не теряя своей прежней прелести. Когда мы вышли на центральную площадь Тотьмы, испанский папарацци сказал лучший из возможных комплиментов: «Вот это сто процентов Россия», и был абсолютно прав.







В столицах немногие знают о самом существовании Тотьмы, а она прекрасна. В ней есть совершенно невероятная доморощенная школа церковного зодчества XVIII века, есть речные просторы, завалинки, небо огромное. Инфраструктура — найдется, интерактив сам собою по улицам ходит. Прекрасное, совершенно естественное и породистое оканье жителей, наивно-патетический ассортимент прилавков, катерные прогулки, стирка на речных мостках, котики. Или вот, сидит на площади зрелищный дедушка в фуражке с якорем. Наша экскурсовод, заметив, что дед привлек внимание фотографов, смущенно говорит: «Пришлите фотокарточку, ладно? Это мой папа». Отзывчивые представительницы дамских журналов подбегают к папе, чтобы сказать комплимент: «Знаете, как вам повезло с дочерью!». Прикольно будет, думаю я, если он, согласно этнографическому этикету, возгласит: «Маня, глянь кто приехал!» Но нет. «Валите, ребята», — ответствует потомок тотемских мореходов, даже не глянув в нашу сторону.



В день нашего отъезда из Вологодской области, совпавшего с празднованием дня Вологды, интерактив пер изо всех щелей. Всего не перескажешь, но ближе к вечеру мы оказались в доме бездомного краеведа Старикова. Оксюморон почище сказки про «приди ни одета, ни раздета».



С одной стороны, дом Старикова, выстроенный в XIX веке купцом Илиодором Шаховым, — из лучших в городе и даже состоит на федеральной охране. С другой стороны, после двух пожаров домом его называть можно несколько условно. Леонид Стариков — не позабытый миром маргинал, а известный в городе фотограф, самоотверженно пытающийся спасти свой дом для того, чтоб создать в нем музей деревянной Вологды. Две комнаты занимают его кабинет и спальня, все остальные — обвалившиеся балки перекрытий. Спрашиваем, не страшно ли здесь находиться. «Вы знаете, потолки опадают, но не часто. Я четверых детей вырастил, чего мне бояться...», — ответствовал Стариков.