Чья-то смерть

[Блогово]

Вот ведь как дело пошло. Смерть по-прежнему имеет значение, она по-прежнему влияет на нас оставшихся, хотя и не так незаметно, ощутимо, но незримо, как в романе Жюля Ромэна, чей заголовок я позаимствовал.







Это раньше смерть объединяла, соединяла незримыми нитями тех, кто остался, наподобие того как у Ивана Федоровича Карамазова: «поймем, что мы смертны, и возлюбим друг друга, сколь мало нам осталось».

Позже в ход пошли психологические аргументы — «нас всех сплотило горе». За гробом Толстого шла вся Россия, даже та, которая его не любила, но не могла не признать гения, таланта, величины потери. Да, мы — маленькие, как же мы?

Ныне смерть всегда разделяет. Она — признак непримиримости, того, что перед нами «два мира — две системы». Стоны и горе в рядах одних, крики ликования открытые и приглушенные в стане других.

Неприлично.

Зато правдиво.

Впрочем, ликование и плевки вослед ушедшему разнятся. Как разнится и оценка ушедшему. Она — отражение нашей текущей политической, эстетической и нравственной борьбы.

Умер Стругацкий — «закатилось солнце русской поэзии», хотя казалось бы какое солнце, какая поэзия там-то. Да и на русского он не претендовал.

Умер Белов — «Умер писатель Василий Белов». Заметьте не русский писатель, не солнце, а так, писатель, какой-то.

С одной стороны, может быть это и не так плохо экономист (как Маркс), это лучше главного экономиста (на заводе).

Но здесь речь идет не просто о прилагательном, а том слове, которое выражало самую суть беловского творчества. Быть писателем — ,значит, быть никем. Нужно, можно, следует в России быть русским писателем.

Не щеголять блеском правильных и толерантных рассуждений, а ошибаться, как должен, как следует ошибаться русскому писателю, болеющему за Россию и суматошно, беспорядочно ищущему ей любого спасения.

Горячее сердце, не погрязший в отвлеченных философствованиях ум, ошибающийся, искренний русский, патриот — это Белов.

Но такого не скажут. Понесется иное: мастер деревенской прозы (в этом что-то уничижительное, от главного экономиста), плотник русской литературы (здесь просто больше не потянул), крестьянский писатель (в смысле писатель для крестьян?) и, для полноты картины, художник-примитивист.

И только Батька помимо стандартного мастер слова, вытягивает на новый уровень:



«Мы знали и ценили Василия Белова не только как прекрасного мастера слова, но и как горячего сторонника идей славянского единства, немало сделавшего для укрепления дружбы наших братских народов...Уход писателя из жизни — невосполнимая потеря для всех белорусов».



Неужели только для белорусов. Похоже, что так, ведь у русских потеря другая. В этом смысле один комментариев к памятному слову мэра Вологды весьма характерен:



Хоть и не об умершем человеке писать нехорошо, но о его творчестве наверное можно.

Им, почвенникам, потому и давали тогда трибуну в позднем СССР, что оприсывали они вроде как очевидные вещи, полный развал Русского села, но виноваты у них всегда выходили жиды.

А после 90, когда евреи уехали.. им и вовсе стало непонятно, что происходит...




http://www.echo.msk.ru/blog/shulepov/962344-echo/



Делов-то, антисемит помер, русский фошыст.

С тем и разделились. Тем и утерлись, чем другие подтерлись.