Последний посетитель музея

[Блогово]

О закрытии Музея дипломатического корпуса в Вологде не знает только неграмотный. Нашлись те, кто откровенно радуется, подавляющему большинству всё равно, меньшинство негодует и называет происходящее произволом. Есть и такие, которые уже после официального закрытия экспозиции приходят и просят показать им музей. Показываем: пустые стены, сложенные в коробки экспонаты- обычная атмосфера переезда.

Сегодня в 11 пришел очередной запоздалый посетитель. Кто бы вы думали? Музей почтил вниманием Первый секретарь Вологодского обкома КПРФ Николай Алексеевич Жаравин.

— Что привело вас в этот дом в его скорбные минуты?- спросил я политика.

— Есть разговор,- уклончиво ответил коммунист.

Мы прошли в пустующие залы музея, я принес стулья и приготовился внимательно выслушать известного гостя.

Напомним читателям, что с Николаем Алексеевичем мы уже встречались весной на дебатах в политклубе и судя по отзывам участников, планка дискуссий была поднята так высоко, что никто из последующих участников этот своеобразный рекорд побить не сумел. Тогда Жаравин, который пришел с большой командой единомышленников, с незначительным преимуществом победил по числу поданных голосов. Я разумеется, побежденным себя не считаю, ибо пришел на дебаты сам третий, а ушел с поддержкой 30 процентов зала ( при 30% воздержавшихся).

— А в вашем музее были материалы о деятелях Советской власти?- спросил меня гость.

— Разумеется,- мы в отличие от некоторых политически ангажированных «специалистов», никогда не разделяем историю по принципу выгодно или нет, рассказываем обо всем что было. В музее были материалы о всех тех большевиках, кто был в руководстве губернии товарищах Саммере, Элиаве, Ветошкине.

— А как вы относитесь к Кедрову?- спросил меня Жаравин.

— Кедров- идейный палач, воспринявший ленинскую доктрину о классовой вине буржуазии и отсутствии необходимости доказывать какое либо преступление. Сам факт принадлежности к буржуазному классу был, по Ленину, преступлением! Кстати, уничтожили Кедрова уже не идейные чекисты, а профессионалы призыва Л.П. Берия, которые просто выполняли приказы свыше, ничего личного, такая работа!

Николай Алексеевич поморщился.

— Кстати, хотите подарю портрет Кедрова на память о музее?

Я снял со стенда фотографию и протянул её гостю. Жаравин спрятал снимок в папку, надеюсь оставит на память о музее.

— Я хочу спросить Вас, Александр Владимирович вот о чем? В последнее время против меня в интернете ведется очернительская кампания. Недостойные материалы появляются в том числе и в Вашем блоге?

— Вот Вы о чем? Да, я публикую заметки Андрея Сергеева о партии колумнистов, но это всего лишь фантазия, там же написано, что фигуры вымышлены, а совпадения случайны.

Жаравин недовольно покачал головой.

— Там все на редкость прозрачно. Кто-то пользуясь своим литературным даром с Вашего согласия порочит нашу партию, ответственно заявляю, что все это клевета и вымысел, я готов доказать это в суде!

— Помилуйте,- воскликнул я,- нельзя подавать в суд на литературное произведение с вымышленными именами?

— Но там приводятся факты из моей биографии!

— То есть Вы подтверждаете, информацию о том, что Н.А. Жаравин в 1994 г. работал в печально известном «Хопре»?

— Что отрицать, это у меня в трудовой книжке записано! Но, я заявляю, что ни о каком мошенничестве я тогда не знал, была проверка прокуратуры, ничего незаконного не нашли. Это была официальная сертифицированная компания и все деньги шли в Москву, а уж что там...- Николай Алексеевич развел руками,-хотя мне неудобно за этот факт биографии, но что было делать, в конце 1993 г. я потерял работу надо было как то жить.

— Понимаю!

— Вы, чувствую, не любите коммунистов?

— Я борюсь с этой идеологией с тех пор, как стал понимать, что происходит в стране, т.е. еще в студенческие годы, в «пятилетку пышных похорон». А как иначе, кругом была ложь и обман, коммунисты окружили себя привилегиями и как баре жили в своих особых условиях.

— По-разному было!

И тут я ударился в воспоминания из юности, Жаравин, надо сказать, слушал с вниманием.

— Вот помню, Тамара Борисовна Сычёва, преподаватель истории КПСС (тёща известного Олега Димони), с пеной у рта кричала на семинаре, что в магазине всего полно и 6 сортов колбасы на прилавке. Мы — студенты недоуменно смеялись над эти как нам казалось абсурдным заблуждением. Оказалось, она была права, все так и было, но только в одном магазине за Молочным в заборе обкомовских дач.

— Ну это знаете ли...

— В конце 80-х, у разгар перестройки мы с журналистом Иреком Муртазиным ( ныне известным татарским диссидентом) в знак протеста против привилегий партийной номенклатуры по его журналистскому удостоверению из принципа ходили есть в обкомовскую столовую, куда простых смертных не пускали. В городских «тошниловках» шаром покати- а там изобилие. Сначала мы освоили большой зал, где столовались рядовые обкомовцы и передовики, приглашенные на заседания. Что характерно, комсомольцев кормили отдельно, как элемент неблагонадежный и на время обеда «взрослых» закрывали дверь цепью...

Николай Алексеевич улыбнулся, он хорошо помнил те времена, сам какое то время работал инструктором в обкоме.

— Но Муртазин был неуемный! Ему нужно было разоблачать номенклатуру и далее. Он заприметил, что через общий зал столовой время от времени движется с подносом симпатичная девушка в белом кружевном передничке и исчезает за дверьми зала напротив.

— Я помню, её звали Нина, а это был зал для членов бюро!- снова улыбнулся Жаравин.

— Так вот, Муртазиным овладела навязчивая идея отобедать в этом зале и этим разрушить привилегию. Я, как известный нахал, был в группе поддержки. И однажды мы заявились в «малый зал», сели за стол и потребовали, чтобы нас накормили, как и остальных. Нина беспомощно поглядела куда то в угол, словно прося защиты. В углу сидел худощавый мужчина в хорошем костюме. Он поморщился и кивнул ей, пусть мол едят! Потом Муртазин мне сказал, что это был Михаил Федорович Сычёв, второй секретарь обкома ( тесть Олега Димони). Это был наш единственный обед в этом зале, уже на следующий день двери были закрыты на ключ. Нину, чтобы не дразнить публику, лишили всех кружевных аксессуаров, а вскоре и вообще убрали. Борьба с привилегиями привела к тому, что обкомовская столовая превратилась из элитного заведения в обыкновенное, только с приличной кухней.

— Но это не повод ненавидеть коммунистов, это как то мелко?

-Ну что Вы, было много самых вопиющих случаев, каждый из них потихоньку формировал отношение, что и вылилось в общем в неприятие самой идеологии.

— А теперь что? Раньше семейственности не было, посмотрите что сейчас в правительстве творится! Мы это критикуем, с этим боремся?

— Вяло как то боретесь и потом вокруг вашей партии немало крутится проходимцев.

— Где их нет? Мы выявляем и невзирая на должности расстаемся.

— А почему не член КПРФ занимает у вас должность помощника депутата Государственной Думы?

— Это было решение бюро обкома, а не то что пишут в интернете про какие то деньги, это ложь, я ответственно заявляю.

Николай Алексеевич напрягся. Было видно, что он переживает за имидж организации и осуждает то, что пишут в сети. В эту минуту мне очень хотелось верить этим проницательным голубым глазам...

— Никто кроме меня не имеет права выступать от имени партии, пусть говорят от своего имени!

— Не знаю,- усомнился я,- есть тут разного рода деятели, им бы к психиатру сходить провериться, мало ли что, а другим и ходить не надо, справки есть, с такими даже в армию не берут, не доверяют не то что оружие, но и совковую лопату в стойбате, а вот КПРФ доверяет выступать от лица партии!

— Я таких фактов не знаю, мы будем разбираться и укреплять партийную дисциплину. Именно поэтому я и покинул депутатский пост, необходимо сосредоточится на внутрипатрийных вопросах!

— Так Вы за очищение партии?

— Разумеется!

— В этом вопросе. Николай Алексеевич, я вас всемерно поддерживаю. Сам борюсь с подонками, но их много и часто они берут массой, очень надеюсь, что в КПРФ будут только достойные люди, избирателям нужна альтернатива партии власти, и пока это так, в КПРФ есть политический потенциал!

Мы еще долго вспоминали былое, говорили об истории и современности. В завершение беседы Николай Алексеевич приобрел мой роман «Дипломатический корпус», сказав, что отдельные главы он уже читал в интернете. Последний посетитель музея, попрощавшись, покинул залы. «Трудно ему, наверное,- подумал я,- а с другой стороны кому сейчас легко? Времена такие»...