Моя рецензия на книгу Владимира Есипова. Опубликована в ноябрьском номере журнала «Читаем вместе»



Есипов В. Шаламов. М.: Молодая гвардия, 2012. — 346 с. (Жизнь замечательных людей)

Когда берешься за трудную книгу, начинаешь с закладок. В данном случае это оказалось бессмысленным — закладки оказались чуть ли не на каждой странице. Труд Валерия Есипова просто перенасыщен информацией. Это не удивительно: Есипов — признанный згнаток жизни и творчества Варлама Шаламова, более того — земляк Шаламова и краевед.

И все ждешь, что откроется главная тайна. Нет, самое главное, что мы хотели бы знать о Шаламове, осталось скрыто лесом подробностей. Тут такая же штука, как со всеми великими — мы чувствуем это величие, но никак не можем его поймать. Писатель и его тексты никак не соединяются в целое. А с Шаламовым особая трудность — проза его автобиографична, и внешняя документальность сбивает с толку, прячет в себе эстетическую и философскую составляющую. Между тем, очевидно, что Шаламов сказал нечто принципиально новое о природе человека, нечто такое, что до него никто и помыслить не мог (пожалуй, самое примитивное — понимать это как «расчеловечивание» и видеть в текстах Шаламова приговор гуманистическим концепциям человека). Это «нечто» явственно проступает при чтении «Колымских рассказов» и навеки оседает в подсознании, становится частью твоей личности — но пока что никто не дал внятного ответа, что же это такое. Нечто неназываемое, что мы чувствуем, но не можем выразить словом.

Валерий Есипов, однако, предпочел состредоточиться на внешней стороне жизни Шаламова, следуя документам и свидетельствам очевидцев. Но и тут Шаламов парадоксальным образом то и дело ускользает, его лицо прячется под ликом времени. В некотором смысле это придает книге дополнительное измерение — получился скорее образ эпохи на фоне Шаламова. Именно Шаламов оказывается устойчивой постоянной на фоне прихотливо изменчивой политики советской власти, причем Есипов явно и неявно подчеркивает несломленность и несгибаемость своего героя, следующего своим путем, несмотря ни на что. А поскольку судьбу Шаламова во многом определяли внешние обстоятельства, временами именно они и выходят на первый план, составляя самостоятельный сюжет книги.

В центре этого второго сюжета — бесчеловечность и лицемерие советского государства. Она проявляется постоянно — с революционного террора, с конца 1920-х , когда начались гонения на антисталинскую оппозицию (к которой и принадлежал Шаламов) — и вплоть до последних лет жизни писателя, в котором, уже тяжело больном и отдалявшемся от людей, все равно видели опасный антисоветский элемент. Более того, в контексте всей книги — и всей жизни Шаламова — хорошо видно, что речь идет прежде всего о бесчеловечности государства как такового, образ правления и экономическая модель здесь играют второстепенные роли. На первый взгляд это кажется парадоксальным, тем более, что Есипов весьма убедительно рисует Шаламова не только как последовательного антисталиниста, но патриота и даже чуть ли не государственника. Что ж, возможно, дело в том, что государство — это прежде всего люди, а люди, увы, подчас бесчеловечны — по крайней мере, многие рассказы Шаламова не оставляют в этом ни малейшего сомнения.

Еще один слой книги — история о «государственной ненависти» к любому инакомыслию, к любой оппозиции, история, длящаяся до наших дней. Есипов не заостряет на этом внимания, но факты жизни Шаламова и его случившаяся уже в XXI веке реабилитация говорят сами за себя. Нет сомнения, что он до самого конца чувствовал себя отверженным — не из-за своего социального происхождения, лагерного опыта или особенностей характера, но единственно из-за клейма «троцкист». Сам писатель от своего «троцкизма» не раз открещивался, но опасен был уже тем, что считал возможным интерпретировать «единственно верное учение» не в духе решений последних пленумов и съездов, а самостоятельно. Именно таких власть изводила с особым упорством, подчас с большим, чем просто антисоветчиков, и когда читаешь о разгроме в 1927 году молодежной антисталинской группы, к которой принадлежал Шаламов, приходят в голову совсем недавние ассоциации.

Наконец, четвертый важный сюжет книги — о том, как Шаламов не вошел в официальную советскую литературу. Здесь масса деталей, но главное внимание Есипов уделяет идейному спору между Шаламовым и Солженицыным. Спор этот интересен тем, что выявляет, как именно «лагерная литература» воздействовала на общественное сознание, однако страницы эти кажутся неудачными, поскольку автор даже не скрывает негативного отношения к Солженицыну, рисуя совершенно карикатурный образ (так и ждешь фразы «шакаливший у иностранных посольств»)...

Итак, полезная, информативная работа, которая, к сожалению не отвечает на многие главные вопросы или освещает их лишь мельком. Куда-то ушла упомянутая в начале тема спора Шаламова с христианством (и с религией вообще). Остались в стороне его взгляды на литературу и место писателя, хотя Шаламов на этот счет немало высказывался. Непонятна притягательность личности Шаламова — у Есипова получился не слишком приятный, битый жизнью, больной сварливый старик, верный социалист-ленинец, стойкий в убеждениях (очевидно, тут сказались взгляды самого автора). Наконец, вовсе не затронута явная мифологичность судьбы Шаламова, которую сам он, по всей видимости, прекрасно понимал, — страшной судьбы побывавшего в царстве мертвых, вернувшегося, чтобы рассказать об этом, а, рассказав, ушедшего в хаос...