Цветочный крест-2

[Блогово]

Павел Шабанов, Вологда.

Это — не вологодская литература!



Цветочный крест-2,

Или воинствующая неграмотность.

Вторая часть «Цветочного креста» — это не интеллектуальная литература, это исторические приключения. ( Е. Колядина. )

«Все придираются к ее историческим ошибкам с картошкой и кунами — но это единственные исторические моменты, к которым можно придраться. Если прочитают полностью, поймут, что автор превосходно владеет историческим материалом. Ну, попутала она пару раз — нашли к чему прицепиться». Алексей Николаев.



На этот раз афедрона нет. — сказал мне Алексей Николаев, редактор журнала «Вологодская литература», и вручил мне девятый номер журнала, в котором напечатано продолжение скандального, многократно обруганного романа «Цветочный крест».

Уже в автобусе, по дороге домой, я едва сдерживал взрывы глупого смеха; а какой смех может быть, когда после уверений в стерильной целомудренности текста на второй странице я прочитал: «Феодосья резко развернулась на подперделке...»

Но все таки!

Многочисленные критики долго били глупую бабу по разным частям организма (По голове не бейте! Это у неё самое слабое место!)

И битьё возымело действие — похабных словечек из лексикона пьяных биндюжников и дешёвых проституток в романе стало значительно меньше.

Но вторая часть романа Елены Колядиной от этого вовсе не стала шедевром словесности, играющего гранями интеллектуальности. На предыдущей строчке, перед «подперделкой» мы читаем — «неведомые тенеты, похожие на ощупь на войлок.»

Я вовсе не осуждаю тех, кто не знает, что средневековое слово тенета означает охотничьи сети, которыми ловили зайцев, волков и лис. Так что если нужно было посмотреть наружу из кибитки, то свисающая крупноячеистая сеть вовсе не была преградой для взгляда.

Но — если не знаешь — не пиши!

И с какой радости на голове бабы, переодетой мужиком, оказался куколь, то есть головной убор монаха великой схимы (см. схимонах) в виде остроконечного капюшона с двумя длинными, закрывающими спину и грудь полосами материи; черного цвета?

Выглядит это примерно так, как если бы новобранец в армии щеголял в полковничьей папахе.

И если полководцы в ту пору могли быть столь юного возраста (великий князь Иван Васильевич, дед Ивана Грозного, гонял Шемяку в Вологодских лесах двенадцати лет отроду), то столь юных монахов быть не могло!

Если даже в юном возрасте и принимали в послушники, то они ещё считались мирскими людьми, носили обычную одежду и жили в кельях, отведённых для монастырских работников.

Ну — полная лажа!



Однако, любезный читатель, пишу я эти строки вовсе не из стремления охаять произведение не шибко умной бабы, а чтобы реабилитировать наших предков, которые в романе показаны косноязычными кретинами, непроходимыми тупицами, из тех, что ложку со щами в ухо несут, да ещё и косорукими: Она стала, тихо опустив десницы вдоль тела... Десница — это правая рука!

Итак, роман Е.Колядиной «Цветочный крест», часть вторая, глава первая, Переодевальная.

Чудом спасшаяся из огня Феодосья в мужской одежде следует в Москву с обозом из Тотьмы на телеге, гружёной сущиком, который тотемские мужики наловили в Белом озере, и жуёт его...

Сущик — это сушёная рыба, может быть и ершом, так что прежде чем бездумно совать его в рот, поглядите на колючую рыбку, оцените шипы, и представьте как они вопьются в язык и щёки...



Цитрирую:

«В пору ловли сущика, или, по иному, снетка, целыми ватагами уезжают из Тотьмы вверх по Сухоне рыбаки, и, достигнув вскорости Белоозера, до краёв наполняют ладьи этой рыбкой. А после рассыпают её толстым слоем по крышам домов, погребов и кладезей, так что из светёлок аж глядеть больно, так блистает Тотьма серебром».

Так, а теперь представьте, как тотемские рыбаки, прутся супротив течения на далёкое Кубенское озеро, перетаскивают ладьи через Славянский волок, по реке Ухтомке входят в Белое озеро, до краёв наполняют ладьи снетком, тем же путём возвращаются в Тотьму с уже воняющей рыбкой, поскольку рефрижераторов нетути, а после ТОЛСТЫМ слоем раскладывают по крышам домов и погребов...

Не было этого, и быть не могла, поскольку предки наши дураками не были, в отличие от авторессы «Цветочного креста». Им и в голову не пришло бы тащить скоропортящийся продукт за десятки поприщ, а потом ТОЛСТЫМ слоем раскладывать рыбку на крышах. Уж если бы и пришла блажь сушить рыбу на крыше, то уж разложили бы ТОНКИМ слоем. И везти рыбу в Тотьму только для того, что бы через малое время на телегах, по худой лесной дороге, везти в обратном направлении?

(Не говоря уж о том, что хрен бы кто пустил тотемских рыбаков на промысловую ловлю в Белом озере. Там веками жили свои рыбаки, и каждая отмель, каждое уловистое место была издавна расписаны — вот это место — рыбные ловли великого князя Московского, вот здесь свои невода забрасывают рыбаки из Вашек, здесь монастырские ловли...

Потому легендарный Синеус в 862 году и поселился «среди чуди и веси» на северном берегу Белого озера, (варяжский городок Киснема, ныне село Троицкое Вашкинского района), где он мог реально контролировать и нынешнюю трассу Волгобалта, (выход на Каспий, Чёрное море и Балтику) и выход в реку Онегу, на Белое море, и волоковой путь (Славянский волок), ведущий в Сухону и Вологду. И — богатейшие рыбные ресурсы.

Обоз, которого не было.

Время действия романа — осень 1674 года. Из Тотьмы, гремя колёсами, отправляется обоз на Москву обоз.

А быть сего — не могло!

Когда говорят, что на Руси не было дорог, то это от незнания. Дороги у нас всегда были, на них и ставили города. Река — вот тебе дорога и зимой, и летом. На веслах, под парусом — река свезет тонны груза. А зимой, как встанет санный путь, по ровному льду реки.

На Казанскую, 22 октября, (4 ноября), если в межсезонье по нужде куда выезжали на колесах, то с собой в телегу обязательно клали полозья, чтобы вернуться по снегу. С Козьмы и Демьяна, 1 (14) ноября, реки вставали, и до конца марта ездили по зимнику.

«Трудно сказать, что было ближе русскому человеку, сама река или земля по ее берегам. Он любил свою реку, — никакой другой стихии своей страны он не говорил он в песне таких ласковых слов, и было за что. При переселении река указывала ему путь... Он жался к ней, на ее берегу ставил свое жилье, село или деревню».

(В. Ключевский. Курс русской истории.)

Так и селились на реке, чтобы не на горбу таскать тяжести, не лошадей гробить на худой лесной дороге, а под парусом да на веслах перевозить тонны груза.

Так что из Тотьмы в Москву груз отправили бы или по Сухоне и Вологде до города Вологды, и уж там перегрузили в сани, или дошли бы до Белого озера, а там по Шексне вышли бы в Волгу, и далее — в Оку и Москву-реку.

И гужевой обоз, то есть лошадей, запряжённых в сани, отправили бы по реке. Почтовая тройка по льду доходила из Тотьмы до Вологды за один день!



Далее — «А ставить избу со слюдяной крышей и в ней сажать груши в кадушках?

— В избе? Да почто хоть?» Изумляется Феодосья.

А чему удивляется? Живя в Тотьме, и не видеть в Спасо-Суморином монастыре теплиц, в которых выращивали виноград, лимонные деревья, дыни и арбузы?

Далее, у Елены Колядиной кипятят воду в котелке на рогатине. Рогатина — это копьё, ОРУЖИЕ, и никому в голову бы не пришло использовать тяжёлое копьё для кипячения воды.

Впрочем, это не самая главная оружейная хохма из произведения Колядиной. На странице 14 журнала красуется «огнемётный пищаль, заткнутый за пояс...»

Пищаль — это РУЖЬЁ, и даже стрелецкие пищали, с более коротким стволом, назывались завесными, поскольку имели ремень и вешались за спину. И, тем не менее, на стр. 67 мы снова видим огнемётные пищали, примотанные к поясу.

После столкновения обозников и крестьян с разбойниками, «...тела их мерзкие были сожжены в костре...»

Конечно, вряд ли тела разбойников оставили бы на поверхности земли близ монастыря, поскольку воняли бы и заразу разносили. Их закопали бы, но вот жечь...

Не знаешь — не пиши, повторюсь я, поскольку, ох, хлопотное это дело! И сейчас, если бы пришлось сие богомерзкое дело творить, то понадобилось бы обложить трупы автомобильными покрышками и поливать соляркой, а в костре только обуглятся!

Стр. 20 — старец Феофан Гороховец, который, якобы, питался только диким мышиным горошком. Может, накормить вовремя Е. Колядину этим горошком, и проблем было бы меньше? Поскольку семена вики многоцветковой (Vicia cracca), — ядовиты даже в небольшом количестве, а если ими питаться...

И на той же 20-й странице придя в монастырь беглый стрелец-дезертир просит для Феодосьи в образе монаха каких-нито книжек. Почитать, вишь, Федосье захотелось...

«...игумен без всякого сожаления и даже с удовлетворением совершил совершил богоугодное дело — пожертвовал беспамятному женоподобному путнику три завалявшихся без надобности после смерти одного из монахов книжки: „Лексикон латинский“, неведомую » De Fluminibus" и «Арифметику».

Вот так, запросто отдал три книги — словарь латинского языка, трактат «О реках» на латыни же, и рукописный учебник арифметики (первый печатный учебник, арифметика Магницкого, появился в 1703 году).

Позвольте спросить — кто в романе считается беспамятным? А игумен, уж верно, знал и помнил стоимость книг, которые «завалялись».

К примеру, «Грамматика» тогда считалась дешёвой, всего лишь 50 копеек. На эти же деньги в ту пору можно было купить... Два бычка!

Так, примерно, 300 килограммам говядины равнялась сия книжка по цене! Что и неудивительно — стопа (480 листов) бумаги в то время стоили 50 копеек, или мясо одной свиньи.



Были в то время и вовсе «дешёвые» книги — «Азбука», изданная большим тиражом, продавалась «по ценам проникновения» за одну копейку.

Нет, игумен отдал «Трактат о реках» (рубля три, не меньше), славянско-латинский словарь (2-3 рубля) и Арифметику — ещё не меньше рубля. 6-7 рублей! Шесть лошадей или 12 коров можно было купить на эти деньги в Вологде!

То есть, что я говорю? Отдал! Сия глупость могла произойти только в романе малограмотной авторессы, а не в реальной жизни. Даже если бы игумен сошёл с ума, то отдать монастырские ценности не позволил бы отец-казначей.

Стр. 22.

Вооружённый пищалью стрелец отправляется на охоту, слышны один за другим два выстрела.

— Застрелился! Крикнула Феодосья. — Олексей застрелился!

Как бабе в 17 веке могло придти в голову, что кто то, пойдя в лес с длиннющим ружьём, может из него застрелиться? При длине ствола примерно в 1 метр 70 сантиметров?

Далее — Двумя выстрелами из пищали (здоровенная бандура весом килограмм 8, длинный ствол с фитильным замком) стрелец добывает двух зайцев.

И тут такая коллизия — в зайца ещё попасть надо. И если попал пулей — то от зайца практически ничего не останется; что делает мушкетная пуля калибра 20 миллиметров и весом более 60 грамм с бараном — я видел. Выходное отверстие в тарелку. Это и называется — из пушки по воробьям.

Вывод — неграмотная брехня.

Стр. 24 — описывается Сухона XVII века со... Стерлядью!

Стерлядь появилась в Сухоне только в XIX веке, со строительством канала герцога Вюртембергского, и мужички поначалу выбрасывали её из сетей.

Стр. 27. Эдаких мостов ни Федосья, ни Олексей не видывали. А удивил их обычный мост на столбах через реку, как будто они такого не видели в Тотьме через реку Ковду.

«-За что же, Олексей? — волей Колядиной изумляется Федосья, узнав что нужно платить таможенную пошлину

Авторесса уж позабыла, как в первой части романа написала про таможенную мытницу в Тотьме.

И уже на тридцатой странице новоявленного монаха, который незнамо откуда взялся, принимают, как уверяет Колядина, в Московский Афонский монастырь Иверской Божьей матери. Вот только бесполезно искать этот монастырь в Москве и сейчас, и в XVII веке. Возможно, авторесса так обозвала Николаевский Греческий Афоногорский монастырь? В середине XVI века он был передан для временного пребывания греческим монахам, а в 60-х годах XVII века пожалован им навечно за привезенную в Москву копию иконы Иверской Божьей Матери.

1653 г. — царь Алексей Михайлович отдал монастырь «для приезжих греческих властей и старцев и гречан для отправления божественной службы греческим языком» (монахам Афонского монастыря).

И вот, в этот ГРЕЧЕСКИЙ монастырь, центр греческой колонии, беглый стрелец приводит переодетую монахом русскую бабу.

— Беспамятный ученый монах Феодосий послан к вашему игумену вологодским знакомцем, — привычно сбрехал Олексей.

Ну, сбрехал — и сбрехал. Но дальше сей Алексей начинает рассказывать игумену, что сей монах знает латинский лексикон, арифметику и чертёжное дело, и увенчал россказню последним, что пришло в его голову:

-А так же сей монах искуснейше печёт пироги и вышивает по шёлку. Да! И блестяще моет котлы!



Представьте, что в редакцию московского журнала совершенно неизвестный человек приводит хрен знает кого, и заявляет, что он в какой-то газете, (не помнит какой), был журналистом, а ещё вышивает крестиком. И что? И главный редактор ему радостно скажет — вот тебе стол, вот компьютер, а вот комната в общежитии? Ага, щас!

А наивный игумен посмотрел на липового монаха, спросил по латыни, сколько ему лет, и, услышав «Не знаю» по латыни же, тут же принял неизвестно кого в монастырь, не поинтересовавшись таким дивом — столь юный монах! А где рекомендательные письма? А где же он принимал постриг? А может, и не было сего?

-Приветствую тебя в твоей новой обители, Феодосий... Иди, тебе покажут твою келью.

Ну, полная лажа. Даже если бы игумен и был склонен принять нового монаха, то он должен был предъявить его соборным старцам, и если те одобряли, то игумен благословлял брата ходить по кельям старцев и просить их принять в обитель.

Приняли? Поселили бы в келью к опытному монаху, и тот бы показал его место в сенях и келье, где ему сидеть и спать.

Стр. 31. Глава шестая, Обживальная, начинается так:

-Зри, как новый братец перделкой крутит! Чисто баба!

Двое монахов тряслись от смеха...

Уважение к личности другого монаха и уничижение своего «я» были основными правилами монашеского общения.

Я даже не буду спрашивать Колядину, на каком языке греческие монахи обсуждали нового монаха, поскольку ни одного грека в греческом монастыре мы так и не увидим.

Да и монахов мы там не увидим, а только персонажей из атеистических пасквилей.

Зато мы там увидим чудо чудное, диво дивное — квадратную лавку (стр. 33), и монах двигается ...вместе с квадратной лавкой!

Лавка — это доска, врубленная одним концом в стену избы. То есть, в отличие от скамьи — неподвижная часть убранства.

После небольшого экзамена по чертёжному делу...Феодосья неожиданно для неё была переселена из кельи крошечной, лаконично обставленной только сосновым столом (без лавки) и лежанкой плотницкой работы, в другое виталище — недавно отремонтированное, свежее, с дубовыми дверями и ставнями, кафельной печью, столярного дела кроватью, стулом, сундуком, полкой и столом из кедра.

Сундук то на хрена в келье? У монаха ведь нет имущества! Даже хлеба и питьевой воды в кельях не держали, и если кто-то хотел пить, то шёл в трапезную и утолял жажду. В кельях могли быть только книги да иконы.

Глава седьмая, Китайгородская.

И вот, новоявленный монах, вместо того, что бы денно и нощно молиться и трудиться, отправляется пошляться по городу вместе с беглым стрельцом, который теперь... В стрелецкой слободе на царской службе. И в доказательство предъявляет рукоятку ножен, на которых стояли буквы «С.П,», что означает стрелецкий приказ. Который приказ? Стрелецких приказов, сиречь полков, было около двух десятков, и у каждого был свой определённый цвет кафтанов, шапок и сапог. Цвета парадных стрелецких кафтанов отличались большим разнообразие: среди них встречались различные оттенки красного, зелёного, синего и жёлтого. Так что «стрелец» Алексей в кафтане с затейливым восточным узором, с поясом, за который заткнуты пищаль и ножны — — это придурок, нимало на стрельца не похожий.

Рукоятка ножен... Мне боле нечего сказать об умственных способностях Е. Колядиной, которая считает, что у ножен есть рукоятка, и что вот так, запросто, с пищалью, городовой стрелец мог уйти со стрелецкой службы в Тотьме, и его с разбегу примут в стрелецкий полк в Москве. Стрелецкая служба, за редким исключением, была пожизненной и наследственной.

— Зри, настоящая пушка...

А в Тотьме, что же, были игрушечные?

Вот они на саадашном, (оружейном) ряду, где ...торговали как один военные люди, участники и самовидцы кровавых ратей, в которых довелось им с сим оружием повергнуть врага.

Вот такое представление у Е.Колядиной — если в наше время боевикам оружие продают вороватые прапорщики и генералы, то и в семнадцатом веке было так же — стоят воины и торгуют оружием б/у и свежеворованным со складов.

Я даже догадываюсь, откуда она могла почерпнуть эти знания — у ещё одной не шибко умной бабы:

«...были книжные ряды, в которых торговали попы и дьяконы, а также саадашный ряд, где военные люди продавали все, что нужно для вооружения. ( Раиса ФИРСТОВА)

В реальной же жизни в то время на сааадашном ряду, где можно было купить полное снаряжение и вооружение для конного воина торговали шорники, седельники, бронники, кузнецы- оружейники, стрельники, лучники, и сами саадашники — мастера, изготовлявшие налучье и колчан, с карманом для плети и кистеня, с кармашками для ножика, ножниц и напильника.

То, что неподалёку в книжном ряду торговали попы, дьяконы и монахи, вовсе не означало, что они торговали свежеворованными книгами. Саморучно изготовленными рукописными книгами они торговали!

Подхихикнув над овощными фруктами, вместе посмеёмся и над тем, как в семнадцатом веке продают термос, история которого начинается с 1881 года, когда немецкий физик Адольф Фердинанд Вейнхольд разработал стеклянный ящик с двойными стенками и откачанным воздухом.

Далее Е. Колядина пытается показать нам московский водопровод — ...два детины... без остановки опускали бадью в полынью, поднимали журавлём наверх и выливали воду в жёлоб.

В реальной жизни воду в резервуар Свибловой (Водовзводной) башни поднимали водоподъёмным колесом с конным приводом.

Далее выучившая латинский язык по дороге из Тотьмы в Москву Феодосья читает на своде Спасской башни надпись на латыни: и тут же переводит: ...Иоанн Васильевич... Царь Грозный?

И ей подтверждают — Верно.



Чего мучаться? Тут же надпись и по русски!

И, тем не менее, далее следует перевод текста, что башня эта была построена в 1491 году.

Царь Иван Грозный родился в 1533 году! Ивана III, положим, действительно называли Грозным, но первым царём на Руси был его внук, Иван IV, которого мы и знаем как Ивана Грозного.

Глава 9, познавательная.

В ней Феодосья читает средневековую книгу об НЛО в Шотландии, который взлетел и превратился в точку, похожую на яркую звезду. Рыжий эшвудец бесстрашно выстрелил вослед из лука, и тотчас все мужчины метнули в небо кто копьё, кто топор.

Такую глупость бесполезно искать в древних летописях — это изготовлено в веке XXI не шибко умной бабой, которая не догадывается, что брошенный вверх топор...

Ну, вы то, мой читатель, знаете, что через несколько секунд будут слышны глухие удары вернувшихся топоров и копий, стоны и шотландские проклятья...

Глава десятая. Чудодейственная.

Напоминаю, на этой седьмице каждый должен придумать укрепительное чудо... Брат, с Божьей помощью измысливший самое эффективное чудо, получит награду... — Это, якобы, возгласил игумен православного монастыря, и монахи, вместо того, чтобы вознести молитву о здравии игумена, внезапно сошедшего с ума, вопрошают — И что за награда?

Теперь, мой читатель, вам понятно, откуда у Е. Колядиной познания о Православной Церкви?

Из атеистических пасквилей! Жулики и проходимцы встречаются во всякой среде, в том числе, неизбежно, и среди монахов и священнослужителей. Но представить, что настоятель монастыря произносит такие слова перед братией...

А тут, вместо того, чтобы вязать ополоумевшего игумена, значит, все кинулись изобретать чудеса?

И вот, православным показывают балаганный фокус — ...в жутком багровом свете два чёрта пилили двуручной пилой грешника, уложенного в колоду... Кровь так и лилась на булыжники! ...Скажем прямо, ежели бы зрители смогли заглянуть внутрь колоды, из которой торчали голова и члены несчастного, то оне увидели бы, что рожа и руки принадлежат одному человеку, а рожа и ноги совершенно другому. И именно тот, второй, льёт в распил алую калиновую кашу.

А чуть дальше из скрытой в стене форсунки распыляется вода, и при помощи системы зеркал и хрустального кристалла наивным москвичам показывают радугу. Дай денежку, становись вот сюда и смотри.

А на площадке перед химической лабораторией... Взлетало в небо бирюзовое облако, а в нём возносился на небеса недавно умерший в монастыре безгрешный старец Аввакум. И — три монаха, ...тянувшие невидимый слюдяной канат с помощью лебёдки...

А-а-ахренеть! Невидимый слюдяной канат! Ну, канат из ломких пластинок прозрачного камня, это как верёвка из песка!

И ещё — свет слюдяное окошко пропускало исправно, но вот увидеть что-то через него было весьма проблематично.

Но даже из довольно прозрачного и эластичного целлофана невидимого каната не скрутить.

А дальше в ящике появляются то чёрный, то белый петух, а ещё дальше — «Манна небесная», где через тайную дырку в горшок подливают жидкую кашу.

И все эти чудеса показывают несколько дней!

Автор нынешних укрепительных чудес брат Феодосий. — говорит игумен, и тут же отказывается от преподнесённых в дар очков —Ох, бесовское измышление.

Очки в современном виде изобрели в XIII веке, и уж в веке XVII они были известны среди грамотных людей, и использовались.

Глава одиннадцатая, Роскошная.

В ней мы видим кравчего, думного боярина. Е. Колядина представляет кравчего как ...руководитель вино-водочного протокола царского двора.

У Даля на этот счёт другое мнение — кравчий — от кроить, рушать, придворный сан, чин; кто рушит за столом жаркое, пироги.

Живёт колядинский кравчий ( и одновременно думный боярин) в доме ...из белого камня, скреплённого между собой частыми кованными скобами.

Позвольте не комментировать это дикое измышление,

И ездит он (согласно «инженеру» Колядиной) в карете со ступицами из чистого серебра!

Даже когда приходила блажь делать серебряные колёса, то уж ступицы делали из железа!

Дерева были унизаны ярко-жёлтыми лимонами и огненными мандаринами. Феодосья узнала сии померанцы...

Лимон — это лимон, мандарин — мандарин, а померанец — померанец, горький лимон, и называть его именем все остальные цитрусовые — полная дичь, сапоги всмятку.

Далее с несказанным удивлением мы видим хрустальные изразцы, которыми облицованы колонны.

Изразцы — это керамические плитки!



И таких нелепиц — без счёта!



Например, на 78 стр. Феодосья путается с непривычки в длинных полах меховой шубы. Это когда же она отвыкла от долгополого платья? Пока ходила в долгополой рясе?

Возможный выход.

Приставить хорошего редактора, консультанта- историка, выправить исторические и иные ляпы, убрать логические несуразности и нелепицы, может тогда получится что-то более менее приличное? Да, скажу я, только ещё нужно поменять и автора...

А у Елены Колядиной изъять фальшивый, по сути, диплом инженера, и запретить приближаться к православным и иным храмам, дабы не оскверняла их, и запретить приближаться ко мне — поскольку само существование такого существа оскорбляет мои чувства верующего.