Без оглядки

[Блогово]

Я пью чай в квартире Козловых.

Официантка приносит прозрачную чашку и белый чайник. Все «икеевское». К чаю прилагается шоколадный кексик. Кексик я не хочу. Во-первых, он тут не вкусный, во-вторых, уже 9 вечера. Есть мучное в это время – самоубийство. И вообще мне здесь ужасно не нравится!

Мне не нравится, что трехкомнатную квартиру Козловых переделали в кафе.

Это был МОЙ дом. Дом моего детства. Хоум, свит хоум. В самом центре. В тенистом парке. Во дворе лавочки, на лавочках старушки. Мы знали их по именам, они присматривали за нашими детскими шалостями. Старушки умирали, мест на скамейках становилось все больше, а потом исчезли и сами скамейки. И деревянные перекладины, к которым крепились бельевые веревки, тоже исчезли. Где теперь люди сушат белье? А ведь у каждой квартиры была своя индивидуальная веревка!

И сарай у каждой квартиры был свой. Правда раньше дворовые двухэтажные конструкции назывались «сарайки», но все равно это были универсальные системы хранения лыж, санок, старых детских колясок и, украденных при случае, досок.

И подвал у каждого был свой! О, а это уже была система хранения продуктовых запасов: картошки, консервов, варений и солений! А еще в подвале было бомбоубежище. А в бомбоубежище – красный уголок! В бомбоубежище было страшно, тепло и пахло кошачьей мочой, но все равно было здорово, потому что домком баба Лиза ставила там с нами детские спектакли на праздники.

Теперь в подвале кухня при кафе и все время пахнет чесноком.

А еще в нашем доме был продовольственный магазин и детский сад. В детском саду было две воспитательницы Римма Григорьевна и Александра Александровна (зачем я помню их имена?). Римма Григорьевна была злая, и все время кричала, а Александра Александровна была добрая. Римма Григорьевна носили круглые тесные очки, а у Александры Александровны очков не было.

А на месте магазина теперь тоже кафе.

Уже второе в нашем доме! Иногда я там обедаю и точно знаю, что сижу, например, в «рыбном отделе». Зал для некурящих - в кондитерском, а барная стойка «на хлебном!» Кстати, еда в этом заведении мне тоже не нравится!

На самом деле мне не нравится, что все изменилось! Все!

Все рухнуло. Развалилось. Распалось. Рассыпалось.. На молекулы, на атомы, на кварики.Лангольеры уже сожрали сараи, старушек, моих родителей, детский сад. Они превратили квартиру Козловых в неуютную забегаловку, а в красном уголке поселили чеснок. Они изуродовали фасад стеклопакетами, установили домофоны, заасфальтировали газоны. Они изменили до неузнаваемости мои парк, мой двор, мой дом, мое прошлое. Теперь его нельзя увидеть, потрогать, прижаться.

Я почти не смотрю старые фотографии. Я стараюсь не оглядываться назад, потому что боюсь превратиться в соляной столб от щемящей тоски и невыразимой печали.

И поэтому я пью чай в новом кафе, вместе с теми, кто даже и представить себе не может, что когда-то на этом месте была квартира Козловых.